Корнеты были тогда намного дешевле, но новые они стоили все же около шестидесяти пяти долларов. Нужно было быть богатым музыкантом, чтобы купить инструмент за такую цену. Я приобрел свой первый новый корнет в рассрочку по принципу «маленький взнос сейчас, остальные потом». Корнетисты имели обыкновение закладывать свои инструменты, когда наступало затишье в похоронах, парадах, танцевальных вечерах и пикниках. Несколько раз я тоже закладывал мой корнет в ломбард и добывал под него немного денег.

Я встретил девушку по имени Айрин, которая только что приехала из Мемфиса (Теннесси) и не знала в Новом Орлеане ни единой души. Она связалась с одним игроком по имени Чики Блэк, жившим по соседству со мной, и захаживала в хонки-тонк, где я играл. Часа в четыре или в пять, когда близилось утро, все девочки заходили к нам в бар. Они просили нас играть им что-нибудь из прекрасных старых блюзов и покупали нам вино, сигареты и все, что мы хотели.

Я заметил, что у всех дела идут хорошо, кроме Айрин. Однажды утром во время перерыва я разговорился с ней, и она мне рассказала свою историю. Чики Блэк забирал у нее каждый заработанный ею цент, и она два дня уже ничего не ела. Она была такая несчастная и заброшенная -- какой-то жалкий пучок салатных листьев, -- что сердце у меня не выдержало. Я зарабатывал за ночь доллар и двадцать пять центов. Это были большие деньги в те дни, конечно, если их удавалось получить: иногда нам платили, а иногда и нет. Во всяком случае, я отдавал Айрин большую часть денег, пока она не встала на ноги.

...«Кирпичный дом» в Гретне, штат Луизиана... За всю жизнь ни разу не приходилось мне играть в таком бандитском притоне! Это был типичный хонки-тонк, где по субботам рабочие с плотин развлекались в обществе девушек, совершавших регулярные рейсы от стойки бара к танцевальной площадке и обратно. Эти ребята все время пили и дрались друг с другом: бутылки со свистом летели мимо эстрады, где мы сидели, стрельба и поножовщина не прекращались ни на минуту. Но я словно не замечал всего этого -- так я был счастлив, что могу играть хоть где-то.

Три субботы подряд я замечал, что какая-то девушка бросает на меня томные взоры. Я продолжал играть как ни в чем не бывало, но стал отвечать ей выразительными взглядами. Красотку звали Дейзи Паркер.

И все-таки я не очень-то верил тому, что нравлюсь Дейзи, покуда не повидался с ней в одной из комнат на втором этаже «Кирпичного дома»...

Мы встречались еще несколько раз, и в конце концов оказалось, что Дейзи и я втрескались друг в друга накрепко.

Дейзи шел двадцать второй год, мне было восемнадцать. И я был увлечен ею, что не задумывался даже, есть ли у нее «старик», иными словами, законный муж. Она жила во Фритауне, маленькой деревушке между Гретной и Алджером. Дейзи часто приглашала меня зайти к ней как-нибудь днем в гости, и я, естественно, считал, что она живет одна, как и другие девушки ее профессии, с которыми мне случалось иметь дело.

И как-то после полудня решительно принялся одеваться. У меня был один-единственный костюм, и я берег его как зеницу ока, чистил и гладил каждый день. Мэйэнн, у которой я в то время жил, заметив мои сборы, спросила:

-- Куда это ты направляешься, сынок? Такой шикарный и в полном параде...

-- Да никуда особенно, мама. Просто захотелось надеть воскресный костюм, -- ответил я.

Она дала мне славную затрещину и пошла на кухню помешать красную фасоль с рисом, которые варились на плите.

Было уже полчетвертого, когда я добрался до Фритуана.

Не успел я постучать, как Дейзи сразу выбежала на порог, лицо ее было -- одна сплошная улыбка. Она ввела меня в гостиную, закрыла дверь, и мы поцеловались так крепко, что у меня в глазах потемнело. Потом она взяла у меня шляпу, положила на старую-престарую швейную машину, и мы целовались до тех пор, покуда нам не помешал внезапный стук в дверь.

-- Кто там? -- спросила Дейзи, вся задрожав.

Оказалось, что это был ее «старик», который, к моему удивлению, знал все обо мне и Дейзи еще с той первой нашей ночи в «Кирпичном доме». Что есть сил хлопнув дверью, он ворвался в комнату.

Надо было как можно скорее убираться из этого дома. Я ясно помнил, как Дейзи взяла мою шляпу и положила на швейную машину, и понимал, что достать ее оттуда ничего не стоит, но у меня не было времени надеть ее на голову.

Мне удалось выбраться на улицу прежде, чем «старик» обратил на меня внимание. Сев в автобус, я все еще продолжал держать шляпу в руках. Мне и не пришло в голову надеть ее, пока я не оказался в безопасности на пароме, возвращавшемся в Новый Орлеан. Еще ребенком я убедился, что выгоднее бежать без шляпы, держа ее в руке, -- так можно развить большую скорость.

Прошло еще немного времени, и в один прекрасный день я узнал, что не кто иной, как Дейзи, шляется по Либерти и Пердидо-стрит, разыскивая меня. Вот это был сюрприз! Она увидела меня, но я, сделав вид, что ничего не замечаю, продолжал стоять на углу вместе с ребятами, которые только что вернулись с работы на угольном складе. Она бросилась ко мне с поцелуями, плакала и рыдала: «Я должна была увидеть тебя!»

Ребята, наблюдавшие за этой сценой, подначивали меня: «Валяй, Диппер! Тебе здорово повезло, такая красотка и готова отдать тебе сердце. Не упускай случая».

Мы прошли по Рэмпарт и Лафайет-стрит к отелю Кида Грина и взяли там комнату на один вечер, чтобы было где посидеть и потолковать о разных разностях, в том числе и о музыке ББ Кинга...